Ольга Брейнингер написала роман, который повествует об эксперименте по выведению сверхчеловека. Наш главный редактор Анна Рафаэлли и ее автор Юлия Углова встретились с писательницей, взяли у нее интервью и… выявили сверхчеловека.
Ольга окончила Литературный институт им. А.М. Горького, затем поступила в Оксфорд, где была президентом колледжа и секретарем общеуниверситетской кампании по продвижению культурной и расовой толерантности. В Оксфорде защитила диссертацию на тему «Deconstructing National Identity: a case study of the Russian diaspora in contemporary Germany» («Деконструируя национальную идентичность: случай русской диаспоры в современной Германии»). В настоящее время пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Ее диссертация посвящена Северному Кавказу (“By Sword and Word: Literature, Violence, and Religion in the North Caucasus”).
Писатель-прозаик, переводчик, литературный критик, литературный антрополог, автор романа «В Советском Союзе не было аддерола», лауреат премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга», «надежда русской литературы», по мнению критиков, член Союза писателей Москвы, иностранный славист, который в любой геополитической и национальной обстановке сохраняет нейтралитет и аналитический подход, сильная личность, не поддающаяся эмоциям, мнению общественности и давлению медиа, просто мудрая женщина – это все она, Ольга Брейнингер.
«Описать? Читайте интервью! Внешне? Она воплощение старого Голливуда и Диты фон Тиз, только с мозгами. Не зря Ольга носит фамилию Breininger, созвучную слову «brain» – мозги. Подумаешь, разница в одной букве! Смысл не меняется», – говорит главный редактор BU:K.
«Это лишь начало прекрасной дружбы», – написала Ольга Анне Рафаэлли.
Звезды сошлись. Поприветствуйте сверхгероиню интервью и нового колумниста BU:K!
Вы же читаете интересные книги с карандашом в руках, подчеркивая гениальные и близкие по духу изречения? Мы предлагаем Вам отметить и записать мысли нашей героини Ольги Брейнингер. Ее интервью для BU:K magazine – это сборник мудрых цитат, витамин для мозга и бальзам для души. Мы не сократили и не удалили ни одной мысли, предложения или слова. Все на вес золота. Все на Ваш суд.
Юлия: Чем сейчас живет «надежда русской литературы»?
Наверное, можно сказать, что сейчас я живу текстами. Во-первых, я на финальном этапе работы над диссертацией — в мае еду в Бостон на защиту. Во-вторых, конечно, новый роман, работа над которым в самом разгаре. Также у меня колонка, которая называется «Брейнингер на блог-посту» в журнале «Дружба народов». Это еще один мною любимый проект – я занимаюсь исследованием феномена русских литературных блогеров.
Юлия: Книга, которую Вы пишете, тоже посвящена советской теме?
Если честно, эта тема меня отпустила. В новом романе действие происходит в самом ближайшем будущем – скажем, плюс пять-десять лет от сегодняшнего дня.
Анна: Я, кажется, знаю, о каком романе идет речь. Это продолжение «Братьев Карамазовых»?
Да (Удивленно улыбается.). Это тот самый роман, который изначально планировался как антиутопия, и должен был быть связан с темой коммунизма. Но в процессе работы замысел немного поменялся. Карамазовская история там все еще присутствует, но, скорее, это будет роман об экстремистских группировках и темах, основных для меня и всего, что я делаю и пишу: одиночества, глобально перенасыщенного мира… Главной темой будет то, насколько далеко человек готов зайти, чтобы перестать чувствовать себя одиноким.
Анна: То есть будет больше революционных и менее романтизированных моментов?
Да. Поскольку моя диссертация связана с религиозной тематикой, и эта тема мне интересна, то и в ровно многое будет связано с религиозными экстремистскими организациями. А это, как Вы понимаете, скорее остросоциалные мотивы, нежели романтические.
Анна: Вы занимаетесь расследованиями современной политики в России и на Северном Кавказе. Если кратко, как Вас туда затянуло? Это связано с путешествиями или за этим кроется таинственное лавстори? Почему Северный Кавказ?
Так получилось, что мою диссертацию я пишу не на современном материале. Пишу я о середине XIX века, об Имамате Шамиля, хотя когда-то все началось с интереса к современной культуре и политике. Я была сильна увлечена литературной теорией, в частности постколониальными исследованиями, и стала читать современных авторов с Кавказа: Ганиева, Садулаева. Первый вопрос, который привлек мое внимание: насколько колониальная рамка может работать или не работать на постсоветском материале. Чтобы понять и разобраться в этом, я в 2014 году впервые приехала на Кавказ: в Чечню и в Дагестан. С тех пор я практически каждое лето проводила на Северном Кавказе, а в прошлом году я 6 месяцев прожила в Дагестане.
Анна: И чем Вас так заворожил этот район?
Вы знаете, это не история в духе классического романтизма русской литературы: горы свобода, природа. Наоборот, я литературный антрополог и мне интересно все, что сложно и неоднородно, в чем есть высокая конфликтогенность. И Кавказ для меня – тот самый материал, с которым можно работать бесконечно. Это регион в процессе становления; это регион, где сталкиваются самые разные религиозные и политические тенденции; с точки зрения антрополога и этнографа, это страшно любопытный материал. А если немного позволить себе романтики, то скажу, что все-таки есть в Кавказе необъяснимая притягательная сила, потому что, попадая туда, ты становишься частью какого-то особенного пространства, в которое хочется возвращаться, что было уловлено в русской литературе XIX века.
Анна: Национальный характер Вас тоже привлекает?
Конечно. Во всех путешествиях и начинаниях мне всегда интересен человек эмоционально естественный, поэтому меня привлекает не Европа, где все настолько заполировано цивилизационным лоском, что сложно дотронуться до человеческой сути. Мне гораздо интереснее ездить в те общества, где еще не устоялись автоматизированные поведенческие коды и где человека проще наблюдать в своей естественности. Когда человек позволяет себе эмоции, когда он действует согласно инстинктам, а не установленному этикету, когда не предусмотрены на все случаи формулы вежливого реагирования – все это не может не завораживать.
С одной стороны, это сложно: как ни крути, женщине-антропологу труднее работать с таким материалом, но, с другой стороны, эта кипучая «настоящесть» настолько привлекательна, что по сравнению с ней все остальное кажется пресным. После диссертации на свет, возможно, появится новый проект, связанный с женщинами в современном Дагестане и Казахстане. Мой основной вопрос – как женщины маневрируют в религиозных условиях, ищут или не ищут компромиссы.
Анна: Вы как-то сказали в одном интервью: «Для меня очень долго вопрос о том, что значит русский, немец, казах или еврей, не существовал». Сейчас тема национальностей очень острая, а само понятие дружбы народов кажется утопией. Вы полунемка-полурусская, родились в Казахстане. Дайте же совет, как выбраться из национальной полемики?!
Это очень хороший вопрос: долгое время эта тема была для меня очень болезненной и мучительной. Мне кажется, только написав «Аддерол», я для себя его закрыла.
Дорога есть только одна: отказаться от всего комплекса идей, которые предполагают национальность главной чертой нашей самоидентификации.
Согласна. Поэтому, пожалуй, я думаю об этом так: я – характер, который вылепила сама; я- человек, который обладает определенным набором качеств. А русская я или немка – это не те вещи, которые теперь для меня являются определяющими. И также, кстати, не считаю себя эмигранткой, поэтому всегда сопротивляюсь, когда мою прозу классифицируют как эмигрантскую.
Я верю в глобализацию и считаю, что мир открытый – у него нет границ, поэтому делить его на сегменты и диаспоры мне не интересно. Я гражданин мира и то, что меня определяет – выбранная мною траектория, профессиональная или личная. Глобальное пространство дает нам возможность выбирать, кем мы хотим быть. И здесь нет никаких ограничений.
Юлия: Выбирать способны только сильные личности?
Думаю, это присуще любому человеку, который задается таким вопросом. Я вполне могу представить и обратный случай: когда человеку необходимо себя идентифицировать именно с точки зрения национальности, принадлежности к какому-то конкретному обществу. И это не менее достойная модель. Я думаю, что сильный характер может существовать и в той и в другой парадигме. Вопрос, скорее, в том, как тебе нужно мыслить, чтобы понять саму себя и обрести почву под ногами.
Юлия: А Вы саму себя поняли? Можете назвать себя сильной личностью?
Да, могу.
Юлия: Ваша философия всегда была такой или поменялась со временем?
В моем случае поменялись все жизненные обстоятельства. Если бы я жила в Казахстане, то сейчас была бы другим человеком. Учитывая всю географию передвижений и сложные ситуации, я изменилась — и то, что мне удалось побороть на своем пути, сформировало мой сильный характер. Я была бы совершенно иной в Казахстане, но тот Казахстан, который я оставила, будучи подростком, тоже очень сильно изменился.
Юлия: В таком случае какие советы Вы могли бы дать?
Не жалеть себя (Пауза.)
Вчера я записывала подкаст с творческой группой писательниц «Ковен дур», и мы говорили об эмоциональном выгорании и депрессии. Я знаю (отчасти и по себе), что людей останавливает от поступка, который хотелось бы совершить, страх. Страх, что потом будет тяжело. Страх, что будет больно. Страх отдаться какому-либо делу настолько, что потом неизбежно наступит эмоциональное выгорание.
Так вот мой главный совет: этот страх нужно преодолевать. Ничего такого страшного в эмоциональной турбулентности нет. Это нормальная часть нашего духовного существования. Человек гораздо сильнее, человек гораздо устойчивее, чем мы думаем. И мы на самом деле используем только 5-10% нашего потенциала и всего того, на что мы способны.
Да, если ты посвятишь всю себя какому-то делу, ты наверняка будешь и гореть, и гаснуть, и снова загораться — тебе дано все для того, чтобы восстановиться. Не рискнуть и не попробовать – это, на мой взгляд, неправильно. Нужно делать все, не боясь и не думая о последствиях, и, не жалея себя.
Анна: Многие считают, что Ваш роман «Аддерол» автобиографический. И да, в героине отражены вкупе все проблемы и весь внутренний мир, который касается женщин. Ее мир во многом проблематизирован: она много думает, не знает, что такое счастье. «Так что же делать?!», — я слышу, как кричат во всю современные девушки. Что делать: меньше думать и меньше анализировать?
Меньше думать – совершенно невозможный вариант. Мы не сможем меньше думать и больше делать. По-моему, у Шекспира есть выражение «самоанализ убивает волю» — нужно не давать самоанализу останавливать волю к действию. Нужно делать, несмотря на страхи, несмотря на размышления, несмотря на рефлексию. Иногда лучше сначала сделать, а потом подумать. Со мной такое часто бывает (Смеется). Иначе можешь так хорошо подумать, что не станешь делать.
Анна: Ох и есть доля правды в этом абсурде! (Смеется.) Иногда первое впечатление или мнение бывает более правильным и логичным, чем второе.
Да. Еще часто в жизни я говорю себе: если бы я знала, как это будет сложно и долго, я бы не стала этого делать. Но у меня такой тип характера, что я всегда сначала бросаюсь головой в омут и только потом осознаю, что можно было, конечно, продумать все получше. Но дело уже сделано – это главное.
Анна: Моя подруга уже который год зовет меня в Нью-Йорк. Я боюсь, что поеду, влюблюсь в местность и не захочу более возвращаться. Город для писателей-одиночек (Смеется.)
Вот Вам надо перестать думать и поехать в Нью-Йорк! (Смеется.)
Анна: Расскажите о создании идеального текста. Вам, как никому другому, можно довериться в этом вопросе: как оттачивать свое писательское мастерство?
Идеальный текст у каждого свой. Мой – это тот, который по форме отображает свое содержание. Еще я не люблю гладкие тексты и развлекательные истории, которые приятно прочитать вечером за чашкой чая под пледом. Это не моя история, это не мой коридор.
Мой идеальный текст – это тот, который вступает с читателем в особое сцепление; тот, через который нужно прорываться. Например, у меня довольно сложный синтаксис…
Анна: … хотя слог великолепный. Читать легко, несмотря на длинные предложения.
Спасибо! Вот, кстати, у Дэвида Фостера Уоллеса очень длинные предложения. Он один из моих любимых писателей, и признаюсь, на меня сильно повлияла американская литература второй половины XX века. Из русской литературы ориентиры, которые я держу в уме, – Достоевский, «Герой нашего времени» Лермонтова и в меньшей степени что-то из современного – второй половины XX века.
Для меня гладкий текст – это плохо. Текст, который легко читается, – тоже плохо. Текст должен быть фактурным, у него должна быть своя фактура, неровность. Но при этом самое главное не столько сочетание слов в определенном порядке, сколько живая, стоящая за ним энергетика. Текст должен быть как поток, который уносит за собой читателя. Эту энергетику и писательскую харизму невозможно сымитировать и ей невозможно научиться. Ты можешь научиться отшлифовывать слова, но ты никогда не научишься имитировать стихийную энергию. А для меня это самое главное.
У Достоевского минимальная единица текста – это даже не предложение, это абзац. Он писал абзацами, огромными мазками. При этом абсолютная стихийность подхватывает читателя и несет вместе с собой. По мне, это главный показатель в тексте, это то, почему я пойду за текстом как читатель. Выбирая между чем-то отшлифованным, стилистически выверенным, но холодным и мертвым или между чем-то шероховатом, я пойду за стихийной, дикой, неукротимой писательской энергией.
Анна: В этом и заключается работа со всей литературной материей?
Да. И слова – это возможность полноценно и полновесно передать поток энергии.
Анна: Если говорить более практичным языком, как Вы создаете тексты? Вы записываете их на диктофон, делаете заметки?
На разной стадии текста разные методы работы с ним. Всегда перед сном приходят какие-то мысли – надиктовываешь их на диктофон, пишешь в заметки. Это вечная история. Но вообще я люблю работать долгими отрывками, то есть для меня идеально, когда я могу за столом провести непрерывно хотя бы пять-шесть часов. Это то время, за которое я разгоняюсь и начинаю работать на полных оборотах.
Анна: Говорят, что романистам присущ ген Толстого, а творческим и сложносочиненным людям, у которых душевный и психический бардак в голове, – Достоевского. Ген какого писателя, на Ваш взгляд, присутствует в Вас?
Я знаю, на кого я ориентируюсь, поэтому назвала бы этих писателей, но не могу сформулировать это как ген, потому что уж очень нескромно получится! (Смеется).
Анна: Нет-нет, все правильно! Какой вопрос – такой ответ!
Мы все хотим быть похожи на самых лучших и великих. Святая троица для меня – Дэвид Фостер Уоллес, Томас Пинчон и Дон Делилло. Эллис и особенно его роман «Гламорама» на меня оказали огромное влияние так же, как интонация и дерзость Чака Паланика. Страсть к исследованию темных сторон человека – от Достоевского, а вечная конфликтность со всем вокруг – от Лермонтова. Это компоненты, из которых можно сложить героиню «Аддерола».
Анна: А если перебрать мыслителей немецкой и английской литературы (недаром за спиной у Вас Германия и Оксфорд), может быть, Вы и там в кого-то влюбились?
Безумный Ницше мне близок. А еще французские экзистенциалисты, безусловно. Например, Сартр и Камю. Все, что связано с волной 68-го года тоже очень близко.
Юлия: Вы могли бы назвать Вашу героиню своим альтер эго или близкой подругой?
Мы с ней кардинально отличаемся, но я вполне могла бы видеть ее своей близкой подругой. По-русски так не скажешь, но по-английски проще сформулировать: one of us is more provocative and the other is more thought-provoking. Я думаю, что первое про нее, а второе, хотела бы надеться, про меня. Определенно она мне симпатична, хотя по каким-то вопросам мы были бы с ней в конфликте.
Юлия: Вы бы выступали в качестве старшей сестрой, неким отрезвляющим фактором.
Нужно ли ее отрезвлять? Вот в чем вопрос.
Анна: Ок, с ней разобрались. Если бы Вам сказали участвовать в разработке эксперимента, какой бы это был эксперимент в нашем веке?
Еще один интересный и оригинальный вопрос! Спасибо. Наверное, он был бы связан с разрешением политических конфликтов, особенно в зонах, где существуют долгосрочные и неразрешимые политические противоречия…
Анна:… например, в Армении и Азербайджане…
Да. Я не знаю, будет ли это какая-то практическая политическая методика, но в любом случае мой эксперимент был бы направлен на разрешение этнополитических конфликтов. Программирование матрицы восприятия – это нехорошо, людей надо оставлять такими, какие они есть. Что можно сделать с людьми, чтобы заставить забыть десятилетия и века конфликтов? Это должен быть какой-то работающий на макроуровне прием. Не знаю, что бы это было, но проблематика эксперимента такая. Все политические проблемы не решишь, поэтому эксперимент представлял бы что-то, что могло бы снизить конфликтогенность, свойственную определенным регионам.
Анна: Что посоветуете нашим читателям?
Начну с того, что очень люблю сама: с американских писателей, которые на меня повлияли. Каждому дадим по одному тексту. У Дэвида Фостера Уоллеса это будет «Бесконечная шутка», у Дона Делилло – «Белый шум», у Эллиса возьмем «Гламораму» и у Пинчона – «Радугу тяготения».
Теперь из современного. Советую роман Анны Козловой «F20» и выходящий в конце марта в «Редакции Елены Шубиной» роман Вячеслава Ставецкого «Жизнь А.Г.». Это потрясающая вещь: впервые на русском языке написано что-то, что веет Маркесом и Кортасаром. Кстати о Кортасаре, советую обязательно «Игру в классики». Из современного еще мне понравился роман Анны Немзер «Раунд».
Пожалуй, список рекомендаций от меня будет таким.
Юлия: Он шикарен, спасибо!
Анна: Будучи все-таки русской писательницей, Вы планируете написать роман на двух языках – на русском и английском. Немногим это удавалось, кстати. Как будете подчинять английский язык Вашей воли, даже вопреки виртуозному владению им?
Вопрос, скорее, будет в том, как подчинить себя английскому языку, потому что вариант самоперевода я не рассматриваю. Это будут два параллельных текста, написанных на двух языках, и они не будут идентичны. Сюжет и герои будут одинаковые, но написаны тексты будут совершенно по-разному. И эту разницу будет диктовать сам язык.
Как я начинаю писать? В голове возникает какой-то шум, и этот шум постепенно выкристаллизовывается в какие-то фразы, но самое главное, в интонацию. В переходе на другой язык нужно не только овладеть грамматикой и лексикой, для писателя еще важно научиться дышать на этом языке. Вот какое дыхание на английском языке у меня появится, на таком и буду писать.
Анна: На каком языке думаете?
На смеси русского и английского. Если я больше в англоязычной среде, то и думаю на английском. Если больше слышу вокруг русский язык, то думаю на русском. Но иногда наоборот: если мне хочется уединиться, то переход мысленно на другой язык помогает.
Юлия: Вы человек мира, но какой город или страна оставили след в Вашем сердце? И куда бы Вы не вернулись никогда?
Москва и Нью-Йорк. Что касается Германии — тот опыт, который у меня был, связан больше с пребыванием в диаспоральном комьюнити, что не является естественным для меня. Поэтому я вполне представляю, что если я вдруг окажусь на своих правилах, в своей роли, где-нибудь в свободном арт-Берлине, я тоже буду себя чувствовать там очень комфортно. Хорошо там, где ты определяешь, как ты будешь жить.
Анна: Грубо выражаясь, Вы там жили будто в концлагере?
Это был лагерь переселенцев. Весь транзитный путь из русского немца в Казахстане в казахского немца в Германии довольно клишированный, и на тебя автоматически примеряется роль и форма, которые не учитывают внутреннее содержание каждого человека. Кому-то это дается проще, кому-то сложнее. Мне, с одной стороны, было не просто принять подобную модель, но, с другой стороны, мысль о том, что я могу об этом написать, во многом спасала. Но все же — очень тяжело, когда твоим определяющим ярлыком становится слово «эмигрант».
Анна: Можно сказать, что посредством своей книги Вы хотели раздвинуть границы дозволенного?
Да, именно так.
Мне кажется, человек должен стремится к тому, чтобы постоянно выходить за границы себя. И это делает моя героиня, это делает моя книга, это делаю я.
Анна: Русская и западная литература. Дайте существенные отличия.
К большому сожалению, сейчас русская литература отстает лет на 20-30 в силу ряда объективных причин. Причем поэзия и театр как раз-таки вырвались вперед: там происходит гораздо больше всего экспериментального, авангардного. А вот проза у нас пока в арьергарде, и ничего аналогичного тому же Уоллесу в русской литературе нет, потому что элементарно мы не умеем существующим у нас языком описывать реальность, в которой живем.
Даже если посмотреть на тенденции в прозе — очень мало романов о современности и очень много романов о советском времени. Сейчас в тренде 80-е и можно легко назвать три-четыре романа последних лет действия которых происходят в 80-х. Но интерес к эпохе застоя, на мой взгляд, — плохой знак, знак того, что мы очень сильно зациклены сами на себе, на своей русской экосистеме, и у нас отсутствует живой контакт с большим глобальном миром. Нам нужна свежая кровь. Нам нужна прививка экспериментальной литературы.
Анна: Какая сейчас глобальная задача стоит перед Вами, писателями?
Задача русского писателя в 2019 году – перебросить мост со всей той литературы, которую мы упустили, и дать русской литературе прививку эксперимента, авангарда, нового ощущения реальности и виртуальности, постоянного проживания жизни в параллельных пространствах. Необходимо дать новую жизнь, новый язык, новые формы тому, что у нас под руинами советских воспоминаний.
Анна: And last but not least («и последний вопрос, но не по важности», – прим. редактора): как все-таки получить качественное образование в век информационного шума и социальных сетей?
Парадоксальный совет, но нужно говорить «нет». Говорить «нет» лишней информации, лишним мероприятиям, не распыляться слишком сильно. Я часто замечаю, что при всем многообразии культурной жизни, очень легко соблазниться активным, творческим образом жизни. Сегодня здесь, завтра там, слушать лекции, ходить в кино, читать самые разные книжки — но все это не сделает цельную творческую личность, если нет какого-то стержня. У человека должен быть вектор развития.
Ради того, чтобы писать свою книжку, ты будешь говорить «нет» походам на какие-то вернисажи. Ради того, чтобы прочитать ту книжку, которая нужна именно тебе, ты будешь говорить «нет» десяткам других книг. Нужно тщательно выбирать ту информацию, которая будет строить личность, а не распылять ее.
Фото: Кристина КЕЛАСОВА
Интервью: Анна РАФАЭЛЛИ и ЮЛИЯ УГЛОВА
