Источники:
Иосиф Бродский. «Бюст Тиберия». 1981 г.
Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати царей. Кн. 3. Тиберий.
Корнелий Тацит. Анналы. Кн. 1.
Князький И.О. Тиберий: третий Цезарь, второй Август… – СПб., 2012.
История Древнего Рима. Под ред. В.И. Кузищина. – М., 2000.
Бродский уникален. В русской поэзии он был первым, кто «заговорил» с императорами и царями в таком тоне, в каком даже в кругу близких друзей не говорят. Фамильярный тон, вопросы интимного характера…
Приветствую тебя две тыщи лет
спустя. Ты тоже был женат на бляди.
У нас немало общего. К тому ж
вокруг – твой город. Гвалт, автомобили,
шпана со шприцами в сырых подъездах,
развалины. Я, заурядный странник,
приветствую твой пыльный бюст
в безлюдной галерее. Ах, Тиберий,
тебе здесь нет и тридцати. В лице
уверенность скорей в послушных мышцах,
чем в будущем их суммы. Голова,
отрубленная скульптором при жизни,
есть, в сущности, пророчество о власти.
Все то, что ниже подбородка, – Рим:
провинции, откупщики, когорты
плюс сонмы чмокающих твой шершавый
младенцев – наслаждение в ключе
волчицы, потчующей крошку Рема
и Ромула. (Те самые уста!
глаголющие сладко и бессвязно
в подкладке тоги.) В результате – бюст
как символ независимости мозга
от жизни тела. Собственного и
имперского. Пиши ты свой портрет,
он состоял бы из сплошных извилин.Тебе здесь нет и тридцати. Ничто
в тебе не останавливает взгляда.
Ни, в свою очередь, твой твердый взгляд
готов на чем-либо остановиться:
ни на каком-либо лице, ни на
классическом пейзаже. Ах, Тиберий!
Какая разница, что там бубнят
Светоний и Тацит, ища причины
твоей жестокости! Причин на свете нет,
есть только следствия. И люди жертвы следствий.
Особенно в тех подземельях, где
все признаются – даром, что признанья
под пыткой, как и исповеди в детстве,
однообразны. Лучшая судьба –
быть непричастным к истине. Понеже
она не возвышает. Никого.
Тем паче цезарей. По крайней мере,
ты выглядишь способным захлебнуться
скорее в собственной купальне, чем
великой мыслью. Вообще – не есть ли
жестокость только ускоренье общей
судьбы вещей? свободного паденья
простого тела в вакууме? В нем
всегда оказываешься в момент паденья.Январь. Нагроможденье облаков
над зимним городом, как лишний мрамор.
Бегущий от действительности Тибр.
Фонтаны, бьющие туда, откуда
никто не смотрит – ни сквозь пальцы, ни
прищурившись. Другое время!
И за уши не удержать уже
взбесившегося волка. Ах, Тиберий!
Кто мы такие, чтоб судить тебя?
Ты был чудовищем, но равнодушным
чудовищем. Но именно чудовищ –
отнюдь не жертв – природа создает
по своему подобию. Гораздо
отраднее – уж если выбирать –
быть уничтоженным исчадьем ада,
чем неврастеником. В неполных тридцать,
с лицом из камня – каменным лицом,
рассчитанным на два тысячелетья,
ты выглядишь естественной машиной
уничтожения, а вовсе не
рабом страстей, проводником идеи
и прочая. И защищать тебя
от вымысла – как защищать деревья
от листьев с ихним комплексом бессвязно,
но внятно ропщущего большинства.В безлюдной галерее. В тусклый полдень.
Окно, замызганное зимним светом.
Шум улицы. На качество пространства
никак не реагирующий бюст…
Не может быть, что ты меня не слышишь!
Я тоже опрометью бежал всего
со мной случившегося и превратился в остров
с развалинами, с цаплями. И я
чеканил профиль свой посредством лампы.
Вручную. Что до сказанного мной,
мной сказанное никому не нужно –
и не впоследствии, но уже сейчас.
Но если это тоже ускоренье
истории? успешная, увы
попытка следствия опередить причину?
Плюс, тоже в полном вакууме – что
не гарантирует большого всплеска.
Раскаяться? Переверстать судьбу?
Зайти с другой, как говориться, карты?
Но стоит ли? Радиоактивный дождь
польет не хуже нас, чем твой историк.
Кто явится нас проклинать? Звезда?
Луна? Осатаневший от бессчетных
мутаций, с рыхлым туловищем, вечный
термит? Возможно. Но, наткнувшись в нас
на нечто твердое, и он, должно быть,
слегка опешит и прервет буренье.“Бюст, – скажет он на языке развалин
и сокращающихся мышц, – бюст, бюст”.
У Иосифа Бродского много стихотворений на исторические темы. Одно из них – «Бюст Тиберия». В этом произведении поэт обращается к истории Римской империи и напоминает читателям об одном из наиболее известных римских правителей.
14 ноября 42 года до н.э. родился будущий император, получивший при рождении имя Тиберий Клавдий Нерон. Детство его было весьма тяжелым, поскольку проходило в разгар гражданской войны, начавшейся после убийства Гая Юлия Цезаря. ≪Младенчество и детство было у него тяжелым и неспокойным≫ – писал о Тиберии знаменитый римский историк Светоний. Несмотря на это, стараниями матери, юный Тиберий получил блестящее образование. Так Бродский пишет о незаурядных способностях императора:
В результате – бюст
как символ независимости мозга
от жизни тела. Собственного и
имперского. Пиши ты свой портрет,
он состоял бы из сплошных извилин.
Поэт отдает должное уму Тиберия, говоря о «независимости мозга» и портрете «из сплошных извилин», но откуда он знает, что император был далеко не глупым человеком? Иосиф Бродский, вне всякого сомнения, читал исторические источники, рассказывающие о жизни императора.
Так, например, в тексте самого стихотворения он упоминает имена двух античных авторов:
Какая разница, что там бубнят
Светоний и Тацит, ища причины
твоей жестокости! Причин на свете нет,
есть только следствия. И люди жертвы следствий.
И все-таки хочется узнать, что же римские историки писали о Тиберии. И Светоний, и Тацит отмечали его блестящие успехи в образовании. В то же время они указывали на весьма скверный характер императора. Красноречиво высказался о Тиберии его учитель, слова которого сохранил для нас все тот же Светоний: «Его природная жестокость и хладнокровие были замечены еще в детстве. Феодор Гадарский, обучавший его красноречию, раньше и зорче всех разглядел это и едва ли не лучше всех определил когда, браня, называл его: “грязь, замешанная кровью”».
С раннего детства многие отмечали надменность и суровый характер Тиберия. Однако надо признать, что именно его жестокость послужила причиной его известности. И даже спустя тысячелетия Тиберия будут называть чудовищем:
И за уши не удержать уже
взбесившегося волка. Ах, Тиберий!
Кто мы такие, чтоб судить тебя?
Ты был чудовищем, но равнодушным
чудовищем. Но именно чудовищ –отнюдь не жертв – природа создает
по своему подобию.
Несмотря на свой характер, Тиберий оказался у власти. В 4 г. н. э. Октавиан Август, (на тот момент действующий правитель Римской империи) официально усыновил Тиберия, который теперь получил имя Тиберий Юлий Цезарь. Именно это событие сделало его в глазах общества законным преемником высшей власти. После смерти Августа во главе Римской империи оказался именно Тиберий.
Первое, что сделал новый правитель, убил другого претендента на власть. Но это, конечно, не делает его чудовищем. Политические убийства в истории не такая уж редкость. Но все-таки слухи о жестоком правлении Тиберия возникли отнюдь не на пустом месте. Печальную славу императору принес «Закон об оскорблении величия». Во времена Римской республики по этому закону судили в основном за государственную измену, организацию мятежа или убийство чиновника. Однако во время правления Тиберия смысл этого закона сильно изменился и «смертным преступлением стало считаться, если кто-нибудь перед статуей Августа бил раба или переодевался, если приносил монету или кольцо с его изображением в отхожее место или в публичный дом, если без похвалы отзывался о каком-нибудь его слове или деле». За подобные проступки людей казнили ежедневно. Я полагаю, что именно поэтому Бродский написал о Тиберии следующие строки:
В неполных тридцать,
с лицом из камня – каменным лицом,
рассчитанным на два тысячелетья,
ты выглядишь естественной машиной
уничтожения, а вовсе не
рабом страстей, проводником идеи
и прочая.